Каждый видит этот мир в своих красках и согласно своему положению в нём. Кто-то видит мир как солнечный пляж с тёплым морем, не имея никаких серьёзных проблем. Наслаждается жизнью и получает от этого удовольствие. Мир таких людей на вкус похож на эдакий торт, вкусный, достаточно сладкий, но без лишней приторности. Своеобразный идеал, вершина всего. То, к чему следовало бы стремиться. Плезантвилль, который является голубой мечтой для многих людишек. Вкусный, тёплый, уютный, с улыбками окружающих людей. Для других мир предстаёт в виде бесконечной коробки из стекла, железа и бетона. Он наполнен освещением ламп, которые тихо гудят в потолке, бесконечными разговорами, которые сливаются в единый шум, нарушаемый сигнальными клаксонами, запахом строгих костюмов и парфюма, соответствующего статусу. Запахом омерзительного упоротого тупым бариста эспрессо, хот-догов или бизнес-ланчей согласно сегодняшнему меню. Шелестом денег, истошным скрежетом принтеров, печатающих договора и отчёты один за другим. Он не такой вкусный. После него остаётся какая-то горечь, металлический привкус. Именно этот мир всегда вызывал у меня наибольшее отвращение, я никогда не смог бы в нём жить. Напялить костюм, вести светские бессмысленные беседы и принимать участие в офисных интригах. Но для большинства из тех, кто в нём жил, он был в самый раз.
Было ещё великое множество всевозможных миров, которые причудливо и весьма гармонично сплетались меж собой, образуя цельную картину, вытащи из которой один элемент и всё это посыплется как карточный домик на ветру. Они пересекаются, люди в них путешествуют меж образами, меж мириад звуков и вкусов. Естественный ход вещей. Без одного не существует другого. Неизменная парадигма. Своеобразная религия для тех, кто не признаёт других религий. Установка, которая никогда не должна сломаться. И был в этой парадигме ещё один мир. Где-то на самом её дне. Омерзительный, протягивающий свои чёрные щупальца во все остальные, пытающийся с ними слиться, впитать в себя частичку этих вкусов, цветов и запахов, а если не получается, то как капризный ребёнок сломать это. Разрушить, разнести в мелкие щепки. Этот мир зиждился на жестокости, бессмысленном и не очень насилии, на хаосе, разрушении, на тех принципах и законах, которые были омерзительны для всех остальных миров. Паразитировал на всём, что создавалось сверху. Поглощал, перемалывал и выплёвывал обратно и виде какой-то извращённой формы. Медленно, возможно, даже неторопливо, смакуя происходящее, он пожирал всё остальное. Уничтожал. Цвет этого мира сливался в чёрно-серое пятно с кроваво-красными разводами. С вкраплениями стали и белого порошка. На вкус из себя он представлял тошнотворную смесь крови, разложения, гниения, омерзительного табака, старавшегося занять всё доступное пространство, оставляя свой след в лёгких и на стенах, дешёвого пойла и еды различной степени мерзости: от холодных, на самом конце срока годности дешёвых бургеров и угрожающего прокиснуть молока, до дорогих и изысканных блюд, некоторые из которых, вероятно, были чужды даже другим мирам. Этот мир состоял из методичных щелчков затворов пистолетов, звуков втягивания наркоты через видавшие виды купюру, выстрелов, рёва моторов, криков о помощи и смеха, в котором не было ни единой положительной ноты. Хлюпанья крови через разрезанное горло. И похотливых стонов. Мир, в котором жил я. Мир, который приносил мне кайф. Который я не променял бы ни на что другое. Мир, который сразу заявлял тебе о том, что рано или поздно тебе настанет пиздец. Спасение и перспективы — это не к нам. Не здесь. Здесь всё давно предопределено и того, кто не понимает этого, ждёт неприятный сюрприз. В этом мире невозможно жить без осознания, что любой день станет для тебя последним. Его невозможно жить иначе, кроме как каждую конкретную секунду, не думая о будущем. Каждый житель этого мира паразитировал на его развалинах. А он, в свою очередь, паразитировал на нас. Симбиоз, который был обречён заранее, который не приносил ничего хорошего. За которым была только смерть и забвение.